Первый проректор Института теологии родом из села Дивин на Кобринщине: рассказываем про отца Сергия

В свое время митрополит Филарет приглашал Сергия Гордуна на чаепитие в свой дом, а после окончания иняза ему предложили престижную работу в Минске, но молодой человек отказался и уехал работать учителем в село. Интересные факты из биографии первого проректора Института теологии имени святых Мефодия и Кирилла БГУ — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».

В далеком безоблачном детстве любознательный мальчик из села Дивин на Брестчине по крупицам собирал знания о религии и вере, черпая их из атеистических книг: других в библиотеке попросту не было. А сегодня протоирей Сергий Гордун — первый проректор Института теологии имени святых Мефодия и Кирилла БГУ, преподает в Минской духовной семинарии в Жировичах и служит в Свято-Духовом кафедральном соборе. Удостоен премии «За духовное возрождение» как председатель рабочей группы Библейской комиссии, которая переводила Священное Писание Нового Завета на современный белорусский язык.

Отпуск в отчем доме

— Отец Сергий, ваш подвижнический труд затянулся на много лет…

— Да, Новый Завет — сборник, состоящий из 27 отдельных книг. Первая из них — Евангелие от Матфея — на древнегреческом, церковнославянском, белорусском и русском издана в 1991 г. А в 2017-м вышло полное издание Нового Завета тиражом 5 тыс. экземпляров на белорусском языке, которое разошлось по всем епархиям Белорусской православной церкви. Слово Божье — бесценное сокровище, на каком бы языке оно ни звучало.

Если бы мы с коллегами занимались только переводом, можно было бы завершить его намного быстрее. Но каждый из нас трудится не на одной работе. И с началом учебного года у меня нет ни одного выходного с сентября по июнь. В храме дается месяц отпуска, в институте — два, и тогда я еду на 30 дней отдыхать в родное село.

— Ваши родители живы?

— Нет, к сожалению. Проводить свободное время с ними было, конечно, очень радостно. Когда не стало папы, а потом и мамы, поначалу в пустом доме было хоть волком вой. Но прошло время, я эту скорбь, слава Господу, пережил и счастлив, что дом не продал, пусть он мне и нужен только в августе. Когда был моложе, сам ремонтировал, красил крышу. Теперь трудновато взбираться наверх, приходится кого-то нанимать.

— Дом деревянный?

— Кирпичный, еще родители строили. Нет огорода, правда, яблоки, груши, вишни свои. А главное — свежий воздух, я очень люблю ходить в лес. Когда есть грибы, вообще хорошо, если нет, беру с собой литровую банку и собираю ягоды: чернику, голубику, бруснику. Иногда меня приглашают провести службу в храме, тоже соглашаюсь с удовольствием.

— У себя в Дивине?

— Да, у нас, кстати, два прихода и две церкви, и еще в Кобрине. А в последние годы подружился со священником из уникального храма в Бездеже Дрогичинского района. Он организовал замечательный хор, не уступающий иному минскому с выпускниками консерватории. У него одних мужчин, по-моему, человек 25, женщин еще больше. Почти все учились в музыкальной школе, грамоту знают. Это просто невероятно.

— Так постоянно и проводите отпуск?

— Со времени окончания школы и до сегодняшнего дня. Пока наши шестеро детей были маленькими, мы всей семьей брали два купе на «кругосветку» — поезд Брест — Минск и ехали до Кобрина без пересадок. Сейчас дети выросли, жена пошла работать, у каждого свой график, в том числе отпускной. Поэтому чаще езжу один. Хотя в августе и супруга была со мной в Дивине, и дочка с тремя детьми приезжала.

Чаепитие с Владыкой

— Ваша супруга работает в светском учреждении?

— В аптеке, хотя по образованию бухгалтер. Ее отец тоже священник. Мы знали друг о друге, но не общались. Когда я в ее школе после окончания иняза преподавал английский, она ходила в 8-й класс, однако учила немецкий. А потом, когда уже учился в духовной академии, ее мама пригласила меня на каникулах к ним в гости. Тогда и познакомились ближе.

— После школы вы поступили в иняз…

— Да, потому что в духовную семинарию, где в ту пору я уже твердо вознамерился учиться, по советскому законодательству для успешной борьбы с «религиозным дурманом» было запрещено поступать до наступления 18-летия. А поскольку в школе мне легко давались языки, неплохо знал английский, не говоря уже о белорусском, на котором разговаривала вся наша семья, а также русский, украинский, польский, выученный благодаря жившей в Польше тетушке, иняз казался вполне логичным вариантом.

Став студентом и поселившись в общежитии, я продолжал, как научили меня родители еще в Дивине, прилежно посещать церковь трижды в неделю — в субботу вечером, а также утреннюю и вечернюю службы в воскресенье. От однокурсников особо не прятался, посещал один из двух действовавших храмов — Александро-Невский на Военном кладбище или кафедральный собор. Там на меня, к тому времени пятикурсника, и обратил внимание митрополит Филарет, во время субботнего помазания елеем пригласив на чаепитие.

— К себе домой?

— Да. Он в 1978-м приехал из Берлина в Минск вместо митрополита Антония Мельникова, которого перевели в Ленинград. Владыка Филарет был тогда совсем молодым, 43-летним человеком. Я, как действовать дальше, не знал и остался после службы в храме. Благо ко мне подошел юный иподьякон, повторил приглашение, и мы с ним поехали на городском транспорте на улицу Червякова.

Нужное строение № 50 было деревянным, послевоенной постройки и обнесено большим зеленым дощатым забором. Там и жил митрополит. За чаем мы душевно побеседовали, он расспрашивал меня о планах на будущее. Но самое удивительное, что потом надолго поселился по этому адресу и я, когда владыка перевел меня из Слонима в Минск. Сам он уже переехал в новую официальную резиденцию на улице Освобождения, 10, и предложил мне, к тому времени имевшему четверых детей, свой бывший дом в качестве служебного жилья.

— Куда после окончания вуза вас распределили?

— Еще до того мне поступили два заманчивых предложения. Когда я поступил в иняз, преподавательница Тамила Казаченок организовала факультативный курс латинского языка, специалистов по которому раньше в республике не готовили, а изучали и в медицинских институте и училище, и в инязе, а также на филологических и истфаках всех вузов. Я все пять лет ходил туда и получил дополнительный диплом. Вот мне и предложили либо в БГУ, либо в мединституте преподавать латынь. Предложения совершенно необыкновенные, ведь большинство выпускников иняза распределялись в сельскую местность.

— Но вы отказались.

— Да, и мой отказ многие не поняли, сочтя за недальновидность. Удивился даже митрополит Филарет. Я же, честно говоря, побоялся, что мне эта работа чересчур понравится и потом не хватит силы воли ее оставить. И придется жить с тяжким грехом: ощущая призвание нести слово Божие, не отозваться на него. Я бы всю жизнь мучился, и сказал об этом владыке. Он меня понял.

На распределении попросил отправить меня учителем английского в школу поближе к родному селу, хотя бы в Кобринском районе. Посмотрели на меня как на неразумного: конечно, молодой человек, поезжайте, в районо вам найдут работу!

— Нашли?

— Разумеется. В средней школе в селе Повитье в 12 км от моего Дивина. Я там даже не жил. Билет на автобус стоил 20 копеек, ходили они хорошо, и мне не составляло труда ездить утром и вечером на работу и обратно, возвращаясь в родительский дом.

Хуже оказалось другое. Столица большая: когда я учился в вузе, ни студенты, ни преподаватели в церковь не ходили, и меня там не видел никто. А в Повитье, где все друг друга знают, недоброжелатели проведали о моих посещениях храма в Дивине и донесли директору школы уже спустя месяц после моего трудоустройства. Он не поленился, пару раз съездил в наше село, подежурил у храма и доложил заведующему районо: молодой учитель открыто ходит в церковь. Ситуация скандальная!

— Но уволить молодого специалиста они не могли.

— Еще и потому, что найти другого учителя английского для сельской школы в такое время было немыслимо. Меня решили выжить, раз за разом присылая на мои уроки проверяющих из районо. Летом уговорили два месяца поработать вожатым в пионерлагере, надеясь уличить в нарушениях. Но я был начеку, работал честно, инструкций не нарушал, документацию держал в порядке. И они признались, что придраться ни к чему не удалось, но уволиться придется.

— Так и отпустили, с миром?

— Не сказал бы, что с миром. Написал заявление по собственному желанию, через пару дней пришел забирать трудовую книжку, а мне сказали, что увольнять меня не будут. А почему, скоро узнаю. О моей неблагонадежности все-таки сообщили «куда следует». Меня вызвали повесткой в военкомат, прихожу, а там уже ждут особые люди, желающие со мной побеседовать. Спрашивают очень культурно и вежливо: «Вы же понимаете, что учителю нельзя ходить в церковь?». «А если вас уволят, — продолжают, — не собираетесь ли часом поступать в духовную семинарию? Так вот, ничего у вас не получится!»

— Это почему же?

— Говорят, там очень трудные экзамены, не сдадите. Ладно, отвечаю, если не поступлю в этом году, буду готовиться и поступать в следующем. А мы вас, пугают, призовем в армию! Тоже, говорю, хорошо, многие мои сокурсники об этом мечтали. Я лейтенант запаса, там зарплату платят. А вот почему вы думаете, что будет лучше, если офицер, отслуживший срочную службу, станет поступать в семинарию?

— И они отступились?

— Однако священнику из храма в Дивине посоветовали отговорить меня от поступления в семинарию. Тот признался мне, что не даст необходимую рекомендацию, поскольку у него семья, дети, приход, неприятности ему не нужны. Но когда я рассказал об этом митрополиту, рекомендацию написал он сам.

К нужному сроку я приехал в Загорск и поступил в Московскую духовную семинарию, которую окончил в 1984 году.

— А затем поступили в академию.

— После окончания семинарии мне предложили преподавать там английский язык и одновременно учиться в академии. Я начал писать кандидатскую диссертацию по богословию, некоторые сессии сдавал экстерном. И, окончив академию не за четыре, а за три года, остался работать в семинарии.

И вдруг в 1989-м объявили, что в Жировичах открывается семинария. Я тотчас написал прошение перевестись туда, на родину, и по сей день там преподаю. Раньше служил в Слониме, поблизости от нее, а в 1994-м митрополит перевел меня в Минск. Открывался этот институт, тогда еще факультет теологии при БГУ, и нужны были кадры.

Богословы с дипломом БГУ

— Ваш институт и, скажем, те же духовные семинария или академия чем-то принципиально различаются?

— Вы знаете, принципиальное и главное различие в том, что Институт теологии работает в системе государственного образования, являясь составной частью БГУ. Духовные же семинария и академия — чисто церковные учебные заведения, а церковь, как известно, у нас отделена от государства. Поэтому их абитуриентам не нужно сдавать централизованное тестирование для поступления, сдаются только внутренние экзамены.

А в институте мы проходим раз в пять лет, как положено (и слава Богу, в этом году уже прошли), государственную аккредитацию. Дипломы, которые выдает наш вуз, государственного образца. У нас дается фундаментальное гуманитарное образование, в том числе довольно полно и обстоятельно преподаются исторические и обществоведческие дисциплины. Поэтому наши выпускники, получившие специальность «Теология», то есть богословие, могут не только заниматься исследованиями в области церковного учения, но и преподавать в государственных школах и даже средних и высших учебных заведениях.

— То есть в институте более светское образование, и ваш выпускник не обязан сразу после его окончания служить в храме.

— Не обязан, но может. Наше образование примерно на 80 % такое, как в семинарии, а уже оставшиеся 20 % — действительно более светский элемент, такие предметы преподаются почти в любом учебном заведении. Скажем, история страны на протяжении веков была тесно связана с историей христианства. Как ее не преподавать? Есть, к примеру, «Беларуская мова (прафесійная лексіка)». Изучают студенты и церковных авторов, писавших на белорусском языке.

— Конкурс большой?

— Сравнительно небольшой. У нас 25 бюджетных мест и 5 платных. В последние годы бывает 3–5 лишних человек на бюджет и 2–3 на платное обучение. Но и это слава богу, знаю факультеты, где бывает недобор на протяжении нескольких лет.

— Девушки к вам идут?

— Идут, и учится их с ребятами примерно половина на половину. Должен сказать, за последние несколько лет даже семинария изменила к этому отношение. Раньше строго предписывалось принимать только парней, собиравшихся идти в священнослужители. Сейчас таких преград не ставится.

Фото Павла Русака

MINSKNEWS.BY